Фонд развития интернет-инициатив изменил стратегию: теперь он вкладывает в стартапы, нацеленные на мировой рынок. С чем это связано и как на инвестиции влияли уголовные дела, в интервью РБК рассказал глава фонда Кирилл Варламов
С сентября у Фонда развития интернет-инициатив (ФРИИ) действует новая инвестиционная стратегия, рассказал РБК глава фонда Кирилл Варламов. Теперь он будет поддерживать компании, которые планируют выходить на глобальный рынок, а также зарубежные стартапы, если не менее 50% акций в них принадлежит основателям с российским гражданством.
До сих пор ФРИИ вкладывал до 2,5 млн руб. на стадии pre-seed (есть только идея, компания создается) в обмен на 7% в стартапе и до 25 млн руб. на стадии seed (создание бизнес-плана, тестирование проекта), получая от 7 до 25% компании. Среди приоритетных направлений для инвестиций были телекоммуникационные сервисы, проекты в области интернета вещей, больших данных и др. Теперь ФРИИ будет искать более зрелые стартапы и инвестировать не в 70–75 компаний в год, а только в 10–20. При этом сумма вложений в один проект будет составлять уже до 200 млн руб., поскольку «на глобальных рынках для совершения тех же шагов нужны большие суммы, чем на локальном рынке». По словам Варламова, такой объем раунда позволит стартапу «протянуть мостик и зацепиться на каких-то рынках».
Фонд «ведет переговоры с несколькими международными инвесторами о создании еще одного дополнительного механизма для продвижения на другие рынки», рассказал глава ФРИИ, но детали не раскрыл.
Что такое ФРИИ
Фонд — это проект Агентства стратегических инициатив, учрежденный в 2013 году по предложению президента. Крупные российские компании (какие именно, не раскрывается) передали под управление ФРИИ 6 млрд руб. За время существования ФРИИ инвестировал более чем в 400 стартапов, в том числе в разработчика сервиса распознавания лиц VisionLabs и разработчика роботов Promobot.
О необходимости менять инвестстратегию
Варламов объясняет, что рынок инвестиций в pre-seed-проекты, который почти не существовал до 2013 года, теперь уже сформирован, на нем появилось достаточно игроков, которые эффективно выполняют эти функции и без ФРИИ.
— В 2013 году нам нужно было очень быстро распространить на рынке общее знание о том, как делать бизнес. Не хватало знаний, как делать стартап, сложные продажи, customer development (клиентоориентированный подход к развитию бизнеса. — РБК), что такое product market/solution fit (ценность продукта для потенциального клиента. — РБК), зачем он нужен и т.д.
Теперь рынок переходит на этап зрелости. Например, в России больше 300 акселераторов, из которых большинство работает по моделям и методикам ФРИИ, говорит Варламов.
При этом у стартаперов возникли новые потребности. По его словам, фонд начал заниматься следующими проблемами отечественных стартапов:
слабая включенность российских основателей в глобальную сеть, отсутствие понимания, как выходить на глобальные рынки;
низкий интерес крупных российских компаний к покупке стартапов.
— Мы проинвестировали в 430 стартапов, и теперь стратегия сместилась на то, чтобы их развивать, продавать и возвращать деньги. ФРИИ — это «вечно зеленый фонд», то есть после продажи активов мы инвестируем в новые компании.
При выводе отечественной продукции за рубеж ФРИИ будет помогать привлекать инвестиции в производящие ее компании, поскольку «для выхода на какие-то целевые рынки, как правило, нужно привлекать партнеров, частично продавать доли в компаниях местным игрокам».
О нежелании российских компаний покупать стартапы
Варламов приводит статистику: 85% выходов из стартапов в мире приходится на поглощение крупными компаниями. В России этот показатель «даже считать не стоит — нерепрезентативно: у нас единичные M&A (сделки слияний и поглощений. — РБК) и еще более редкие случаи IPO (первичного размещения акций на бирже. — РБК)».
— В какой-то момент мы осознали, что нашим крупным компаниям зачастую не хватает знаний, зачем работать с рынком открытых инноваций. Эту концепцию понимают на уровне топ-менеджмента, но решение об использовании тех или иных инновационных продуктов принимают руководители отдельных направлений, менеджеры более низкого уровня. Они не всегда понимают, зачем им нужны какие-то инновации, зачем нужно что-то покупать и почему это столько стоит.
По словам главы ФРИИ, если корпорация начала обсуждать проект со стартапом, это уже успех.
— Но внутри все не так однозначно. С одной стороны, у корпорации есть бизнес-подразделения со своими задачами и KPI, и им зачастую совсем не нужен этот стартап. Поэтому необходим некий медиатор между проектом и заказчиком. С другой стороны, у стартапов, как правило, нет решения, соответствующего нуждам конкретного бизнес-подразделения: чтобы его сделать, нужны деньги на пилотный проект или на разработку. В этом случае медиатор нужен, чтобы проследить, что команда сделала именно то, что нужно, и чтобы произошла интеграция в корпоративную систему.
Варламов подчеркнул, что установка президента России Владимира Путина госкорпорациям создавать корпоративные венчурные фонды хотя и задала некий «вектор для размышлений», но принципиально ситуацию не изменила: «Это хороший вектор для старта работы, но пока самое начало — предстоит длинный путь».
Он добавил, что сейчас у ФРИИ около 30 образовательных курсов для корпораций — стратегические сессии, создание корпоративного акселератора, обучение бизнес-аналитиков. Фонд работает с Х5, «Ростелекомом», ВТБ, «Сбером», «Газпром нефтью», «ВымпелКомом» (бренд «Билайн»), «МегаФоном», Альфа-банком. «Эти ребята стараются собрать с рынка всю возможную экспертизу, чтобы понять, как еще быстрее и лучше работать с инновациями», — указал Варламов.
Об инвесторах ФРИИ
Сейчас ФРИИ вкладывает в стартапы средства, полученные в ходе продажи активов (за все время ФРИИ продал доли в 37 компаниях), а также привлеченные от «Ростелекома». В январе 2020 года «дочка» оператора «Башинформсвязь» за 2 млрд руб. приобрела 31% «ФРИИ Инвест» (инвестиционная структура фонда). По словам Варламова, «Ростелеком» в качестве акционера устроила действующая инвестиционная модель фонда, поэтому никаких кардинальных изменений не вносилось. При этом он назвал эту сделку со стороны «Ростелекома» мудрой, поскольку оператор приобрел не только долю во всех 400 компаниях фонда, но и получил право первоочередного выкупа: если кто-то захочет купить стартап у ФРИИ, «Ростелеком» сможет это сделать первым по той же оценке.
О конкуренции на международном рынке
По словам Варламова, помимо ФРИИ выводом российских стартапов за рубеж занимаются частные фонды, но их немного, и говорить о конкуренции в этом контексте совсем неправильно.
— Если есть хорошая компания, мы с удовольствием проинвестируем в нее и будем помогать ей в развитии вместе с другими инвесторами. За рубежом инвесторы, наоборот, стараются разделить раунды. Сегодня ты поделился, а завтра — с тобой. При этом ты делишь еще и риски. А если компания вырастет в тысячу раз, то ты все равно на ней очень хорошо заработаешь.
Варламов признал, что на российском венчурном рынке раньше была «проблема с ментальностью», инвесторы пытались полностью забрать себе раунд, но в последнее время ситуация изменилась.
О влиянии пандемии на стартапы
По словам Варламова, любой кризис — это время для стартапов, поскольку он обостряет тренды, делает развитие некоторых проектов проще — например, в области онлайн-образования и телемедицины. Он также прогнозирует, что в ближайшие месяцы появится «целая серия новых стартапов от людей, которые потеряли в кризис свой бизнес». «На примере других кризисов мы видели, что инвесторы и предприниматели ищут новые ниши — кто-то вынужден это делать, чтобы выжить, у кого-то это более эволюционно происходит», — отметил глава фонда.
— Когда все статично, тебе сложно двигаться. Когда трясет, появляются новые ниши, куда можно быстро выйти с новым сервисом или продуктом. Венчурные инвесторы это тоже понимают и вкладывают деньги в тренды, которые выстрелили во время пандемии. Таких много — фудтех, облачный гейминг, телемедицина и др. Пандемия породила новые привычки, которых раньше не было. При всей ненависти к Zoom надо признать, что появилась новая привычка. Как следствие, возможность жить по-другому — например, некритичные для личного общения встречи переводятся в онлайн.
Какие-то стартапы, ориентированные на все, что связано с перемещениями людей, просели, потому что люди перестали ездить. Нацеленные на более традиционную экономику компании во время пандемии теряют обороты, и они пытаются получить раунд инвестиций не на 12–18 месяцев, как раньше, а минимум на два года жизни, поскольку прогнозировать поведение рынка в ближайшее время довольно сложно, рассказал Варламов.
Об аресте главы РВК
В июне 2020 года гендиректор РВК Александр Повалко отправлен под домашний арест, впоследствии суд отстранил его от занимаемой должности. Повалко обвиняют в бездействии: по версии следователей он не добился досрочного погашения займа, выданного в 2012 году компании Soft Machines Inc. созданным при участии РВК фондом. Вскоре после ареста глава ФРИИ на своей странице в Facebook предложил «заморозить» все институты развития (государственные венчурные фонды), отметив, что это будет «хотя бы справедливо по отношению к людям, вовлеченным в работу всей отрасли».
По словам Варламова, еще до ареста Александра Повалко государственные венчурные фонды были вынуждены больше волноваться о правильности соблюдения процедур, чем о перспективности проекта, в который они инвестируют. Причем иногда соблюдение процедур ведет к потере денег, что противоречит нормальной логике, констатирует Варламов.
— До конца не понял, за что арестовали Повалко. Из того, что читал, следует, что он неверно трактовал какие-то корпоративные процедуры, но его желанием было не потерять деньги. Такой сигнал приведет к тому, что процессы еще чаще будут соблюдать ради процессов.
По словам Варламова, проблема заключается не в трате бюджетных денег, а в их использовании при вхождении в капитал компании. Поэтому РВК оказалась в более опасной ситуации, чем другие институты развития — Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере (ФСИ) и Российский фонд развития информационных технологий (РФРИТ), которые выдают стартапам гранты, не входя в их капитал. Глава ФРИИ считает, что государству необходимо перестать использовать для венчурных инвестиций бюджетный средства и перейти к другим инструментам.
— Многие государства разрешают тратить на венчур определенный процент пенсионных средств, мы — нет. В других странах есть законодательство, стимулирующее крупные корпорации инвестировать в венчур, освобождая их от налогов. Китай недавно создал фонд поддержки полупроводниковой продукции на $45 млрд, и в него скинулись многие корпорации, включая, например, China Tobacco, для которой полупроводники — непрофильная продукция.
О праве на венчурный риск
В марте 2020 года правительство одобрило законопроект Минэкономразвития о праве на риск при венчурном инвестировании. Авторы документа предложили учитывать «неопределенность рыночных, технологических перспектив реализации» инновационных проектов, которые могут привести к потере денег. Документ предлагает рассматривать в качестве результатов деятельности госфонда не просто возврат денег, но и достижение каких-то показателей вроде числа патентов, количества пользователей и т.д. При этом эффективность инвестиционных фондов предлагается оценивать на основании анализа всего портфеля инвестиций, а не конкретной сделки.
— Новый закон об инвестировании бюджетных средств дает довольно существенные послабления, но все равно основной акцент делается на процесс — если ты инвестируешь в соответствии с регламентом, значит, средства расходовать можно. Есть риск, что процесс будет важнее результатов, и это тоже приведет к выхолащиванию логики.
В то же время глава ФРИИ отметил, что усилия фонда за последние годы привели к появлению в российском праве инструментов, которые позволяют структурировать сделки со стартапами в российской юрисдикции. Речь о так называемых корпоративных договорах, позволяющих прописать договоренности, которые нельзя включить в устав; опционных соглашениях; заверениях об обстоятельствах и др. Если в 2013 году 95% сделок российских инвесторов с компаниями, основанными и работающими в России, оформлялись через кипрские и другие иностранные структуры, то сейчас уже 65% сделок на ранних стадиях оформляются в России. «В том числе это связано с тем, что многие правовые инструменты стало возможно использовать в правовом поле», — заключил Варламов.
Об инициативах ФРИИ
В начале 2019 года ФРИИ подготовил свою версию законопроекта о регулировании больших данных, по которому граждане смогут разрешать компаниям использовать информацию о них в деперсонализированном виде за денежное вознаграждение или бонусы, скидки и т.д. По подсчетам фонда, таким образом россияне смогут зарабатывать 15–60 тыс. руб. в год.
Как рассказал Варламов, сейчас в разработке находятся три версии законопроектов о больших данных, и ни одна из них до сих пор не близка к принятию. Потенциальный объем рынка больших данных в России он грубо оценил в 1 трлн руб. Страдают все: и легальный бизнес, потому что легальных механизмов обогащения данных почти нет, и, конечно, пользователь — ведь это его данные оказываются в непонятно чьих руках на совершенно сомнительных основаниях. «Обеление» этого рынка также важно для развития искусственного интеллекта, для обучения которого нужны данные.
Также ФРИИ выступал за то, чтобы расширить возможности телемедицины, и в марте обращался в правительство с предложением разрешить врачам дистанционно ставить диагнозы и назначать лечение, поскольку в период пандемии это позволит снизить поток пациентов в поликлиники. Позже в Госдуму был внесен законопроект, который предлагает наделить врачей подобным правом только в случае чрезвычайных ситуаций, но документ пока не принят.
Варламов и сейчас считает, что следует разрешить консультации врача без первичного приема для ряда заболеваний, при которых однозначный диагноз можно поставить по результатам анализов.
— Из закона о телемедицине, когда его принимали в 2017 году, вырезали эту часть. Фактически сейчас врач при первичном обращении может только спросить у пациента, как здоровье, и обязан отправить его на очный прием: без него он не имеет право поставить диагноз, назначить лечение. Даже в условиях пандемии. Мы продолжаем поднимать эту проблему, в том числе перед регулятором, чтобы убедить в необходимости таких изменений.
В середине июня в Госдуму был внесен законопроект о конвертируемом займе. Суть механизма в том, что стартап может привлечь от инвестора деньги с условием, что через определенный срок или при наступлении определенных событий (достижение каких-то показателей, привлечение инвестиций со стороны крупных фондов, выход на зарубежные рынки) он или вернет эту сумму, или предоставит долю в капитале. Варламов называет документ важным, поскольку через такой механизм во всем мире финансируется подавляющее большинство сделок со стартапами, особенно на ранних стадиях, когда перспективы развития компании еще туманны и сложно определить ее стоимость.
Пять фактов о Кирилле Варламове
10 февраля 1974 года родился в Свердловске.
В 1996 году окончил Уральский государственный технический университет, прошел образовательную программу Университета Брэдли (Пеория, США) и компании Caterpillar.
В 2001 году вместе с Александром Давыдовым создал ИТ-компанию Naumen.
В 2012 году окончил Московскую школу управления «Сколково», Executive MBA, стал доверенным лицом кандидата в президенты России Владимира Путина и победителем в международном конкурсе «Предприниматель года» консалтинговой компании Ernst & Young в 50 странах мира.
В марте 2013 года назначен директором на тот момент только созданного Фонда развития интернет-инициатив.
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Жалоба